Про нашего сына
Про нашего сына
Начало
Так сложилось, что думая о втором ребенке, я все чаще задумывалась об усыновлении. Причин этого было много и мне до сих пор трудно выделить из них основную. Что хочется дать семью обездоленному малышу? Да, конечно. Что хочется маленького ребенка в моем, уже глубоко осознанном, возрасте, но при этом обидно терять два года жизни на подготовку к беременности- саму беременность- роды- вскармливание младенца? И это тоже. Что дочь, которая никогда не хотела младшего братика или сестричку, тем не менее готова принять приемного малыша? Да, для меня это тоже много значило. Спасибо мужу, который сказал, что второй ребенок нам нужен, а каким путем он появится в семье — решать мне, матери. И я решила 🙂 В январе 2005 года мы стали собирать документы на усыновление. Были настроены на мальчика — девочка у нас уже есть. Изначально думали о малыше ближе к трем годам. Но, будучи в процессе сбора документов, увидели на сайте программы «Детский вопрос» Радио России фотографию малыша из специализированного дома ребенка №7. Ему тогда был 1 год и 5 месяцев. Он показался мне чем-то похожим на мою дочь. Похожим не внешне, а по моему внутреннему его ощущению. Безусловно, пугал его диагноз — «неокончательный тест на ВИЧ». Для нас, далеких от медицины людей, он звучал страшно.
Хочется сказать спасибо программе «Детский вопрос». Благодаря их разъяснениям и выступлению на их передачах главврача ДР №7 В.Ю. Крейдича и заведующей педиатрической службой МГЦ СПИД Ю.Ф. Влацкой, понемножку разобрались в этом диагнозе. «Неокончательный тест на ВИЧ» говорит только о том, что биологическая мама малыша была ВИЧ—инфицирована. Сам малыш здоров и жуткий диагноз мамы на его здоровье никак не сказался. При этом, положительным моментом является то, что дополнительное финансирование позволяет ДР7 провести полное обследование малышей и лечить болезни, за которые в других домах ребенка обычно не берутся. Но я отвлеклась 🙂 . Тот малыш, фото которого нас «зацепило», был младше, чем мы изначально настраивались. Но, все-таки, получив заключение о возможности быть усыновителями, мы позвонили в опеку «Сокольники». Специалист опеки Галина Витальевна Алешина была готова сразу принять нас, хотя день и был неприемным. Мы поехали… Ох, самое нервное во всей процедуре усыновления для меня именно это— встреча со своим малышом.
Первая встреча
Нас привели в группу. Рассказали не только про того малыша, на кого у нас было направление, но и про всех мальчиков, у которых «неокончательный тест на ВИЧ», и говорят: «Общайтесь, смотрите». И все сотрудники ушли. Мы с мужем как два столба стоим посередине комнаты, вокруг нас бегает вся эта шелупонь(12 душ). Кто-то из них подходит к нам, интересуется; кто-то наблюдает из угла. Тот, из-за которого мы пришли, с деловым видом таскает из угла в угол какой-то кубик, полукругом обходя нас. Голова опущена вниз. На нас внимания не обращает. Пытаюсь с ним заговорить — ноль внимания. Даю ему какую-то деталь — берет и топает дальше, по-прежнему не глядя. Беру с верхней полки пирамидку, начинаю собирать — ура! подходит и смотрит (конструкторы и пирамидки любит до сих пор). В следующие посещения, увидев меня, поворачивался спиной и шагал в противоположный угол комнаты, где стоял шкаф с этой самой пирамидкой. Доходило до смешного — воспитательница ведет его за руку ко мне, а он вырывается и бежит в противоположную сторону, к шкафу с пирамидками. Почему мы взяли именно его? В группе было еще несколько ребят, за которых потом болело сердце. Но именно его я не смогла бы оставить в ДР. Это была еще не любовь, а какое-то ощущение того, что то, что ОН станет нашим сыном — это ПРАВИЛЬНО, так и должно быть.
Через семь месяцев после того, как наш сын попал домой, я еще раз приехала в ДР7. Показывая наш фотоальбом с подросшим и похорошевшим сыном, узнала от воспитательниц его группы, что они думали, что я верну его (брр, даже писать такое жутко) обратно, так как он устраивал им страшные скандалы с воем и битьем об пол. Когда я попыталась рассказать им, что он дома вообще не скандалит и не орет, они вежливо удивились, но, кажется, не поверили мне. А жаль.
Дома
Домой наш малыш попал, когда ему был 1 год и 8 месяцев. При усыновлении мы поменяли сыну имя. Сначала не собирались, считали, что не имя главное. Но потом, в процессе общения, и меня и мужа все больше коробило то, насколько старое имя не подходило нашему крохе. Когда мы узнали, что имя было дано ему не биологической мамой, а главврачом роддома, сомнений больше не осталось. Учитывая тот характер моего сына, который был в ДР — вспыльчивый, упрямый и обидчивый, я была настроена на тяжелую адаптацию и готовила к ней своих родственников. Эту тяжелую адаптацию я терпеливо ждала два месяца, потом надоело. Про безумный аппетит и про дикое поведение на улице, словно первый раз увидел людей, детей, кошек, машины — это, наверное, как у всех таких детишек. Очень пугали меня его попытки бежать с воплями по дороге вслед за проезжающими машинами, а еще больше — навстречу машинам. День на восьмой догадалась максимально убедительно рассказать сыну, как машина будет переезжать его всего — от пальчиков на ногах до … рассказ не для слабонервных… Помогло. Стал бежать от машин. Первый день прошел на «ура» — ребенку все нравится, ребенок в восторге. В этот же день стали звать сына новым именем. Привык к нему без вопросов. Видимо, счел естественным, что раз новая жизнь, то и имя — тоже. Порыдал, засыпая вечером, но заснул быстро. Рыдать при засыпании перестал день на 5-й, наверное. Второй день. Проснулся — в глазах тоска и слезы. Новые впечатления утомили, хочется в привычную обстановку. Побегал по дому, покричал «Оля!»(воспитательница). Больше про нее не вспоминал. Уже через неделю отказывался узнавать ее на фотографиях.
Мы с мужем старались быть последовательны в наших требованиях к малышу. Падает с рыданиями на пол, или просто истерично орет — спокойно относим на нашу кровать, также спокойно, без негатива, объясняя, что если он хочет поваляться и поплакать — здесь ему никто не будет мешать. Закончит — пусть приходит к нам, будем играть в… К чести ребенка, надо сказать, что ни дна истерика не продолжалась больше минуты. Обычно — секунд 10–20, после чего в дверях показывалась веселая улыбающаяся мордашка со следами слез на щеках. Все вокруг было ему безумно интересно, особенно швабры, прищепки, рулетки, расчески, поварешки и прочие мелочи из числа хозтоваров. Я старалась не говорить ему «нет» — только на максимально опасные предметы — горячий утюг, например. На что-то менее опасное и хрупкое (ножи, фарфоровые фигурки) говорила ему: «Можешь осторожно взять в руки, аккуратно посмотреть глазками и поставить на место. Это не для игры». На самом деле, сына было жалко. Было видно, что малыш не чувствует себя дома (нет старых родных стен, привычных местечек), мается; но очень старается подстроиться под новую ситуацию. Самый пик адаптации у него — шестой-седьмой дни. Крик и падание на пол каждые пять минут. Переставал плакать только для того, чтобы найти следующий повод для плача. На восьмой день все прошло. Нет, малыш еще какое-то время пытался периодически пореветь, покачать права, попадать на пол, но это все было редко… реже…еще реже… Было очень радостно видеть, как он просто на глазах становится все более домашним, как уходят домребенковские привычки и все больше появляется в нем чего-то от нас — в мимике, в жестах, в интонациях, в привычках… Где-то месяца два, или чуть больше, сын находился в постоянно приподнятом радостно-возбужденном состоянии. Видимо, это тоже было продолжением адаптации, говорившим о том, что он еще не совсем привык, не расслабился с нами полностью. Первое время наш малыш слушался, только если ему давали указания «голосом воспитательницы». Слушаться нормального голоса начал месяца через четыре, как-то сразу за один день. Я несколько дней после этого момента ощущала в душе праздник. Через полгода пребывания сына дома я вдруг в один прекрасный день поняла, что его характер очень резко поменялся. Ушли те черты, которые так огорчали меня раньше — обидчивость, привычка делать что-то исподтишка. Он очень ласковый, домашний мальчик. Часто вдруг ни с того ни с сего начинает говорить: «мама хаосая», «папа хаосый», «мяу Еня хаосый»(кот Сеня хороший). Так перечисляет всех членов нашей семьи и домашних питомцев, включая бабушкину собачку. Если называемые им члены семьи находятся в пределах его досягаемости, то подходит и гладит ладошкой по коленке.
…Меня поражает, что малыш, проведший первые полтора года своей жизни без любви, вдалеке от мамы, так трепетно и с нежностью относится к нам, своей новой семье. И страшно представить, что, если бы не длинная цепочка совпадений и случайностей, мы так и не встретились бы с ним.